«Успех ГАСО Татарстана – сильный аргумент для других оркестров в общении с властями»
С кого или с чего стоит начинать знакомство с академической музыкой? Сложна ли музыка Софии Губайдулиной? Почему люди слушают рэп и блатные песни? Какое место занимает Госоркестр РТ в иерархии симфонических оркестров? Об этом «Татар-информу» рассказала доктор искусствоведения, главный редактор журнала «Музыкальная жизнь» Евгения Кривицкая.
Автор: Александр Попов
Музыковед и критик Евгения Кривицкая – о том, как понять современную музыку
С кого или с чего стоит начинать знакомство с академической музыкой? Сложна ли музыка Софии Губайдулиной? Почему люди слушают рэп и блатные песни? Какое место занимает Госоркестр РТ в иерархии симфонических оркестров? Об этом «Татар-информу» рассказала доктор искусствоведения, главный редактор журнала «Музыкальная жизнь» Евгения Кривицкая.
Доктор искусствоведения и главный редактор журнала «Музыкальная жизнь» Евгения Кривицкая
Фото предоставлено Евгенией Кривицкой
«Если эмоциональные вибрации от музыки не возникают – это не настоящее искусство»
– Евгения, в рамках образовательного блока фестиваля Synesthesia Lab в Казани вы прочитали лекцию на тему «Как писать о современной музыке». А что это такое – современная музыка?
– С одной стороны, можно подойти к определению формально. Тогда современной мы будем считать ту музыку, что создают композиторы, живущие с нами в одно время. С другой, все-таки музыка – это сложное понятие. Ведь бывают сочинения, которые были написаны и сто лет назад, и даже еще раньше, но вдруг они в наше время по каким-то причинам воспринимаются и ново, и актуально. И даже по звучанию оказываются такими же сложными, как и музыка, которая пишется здесь и сейчас. А бывает и так, что наш современник – например, известный композитор Алексей Рыбников, которого широкие массы знают по рок-опере «Юнона и Авось», – создает тональные симфонии, в чем-то созвучные стилю Шуберта. В общем, какого-то четкого критерия для определения современности в музыке не существует.
– Зацеплюсь за одно из определений, которым вы воспользовались, – «сложными» по звучанию. Современная музыка – обязательно сложная?
– Для меня нет. Мы живем в эпоху, в которую сосуществуют самые разные направления. Однако в восприятии музыки главную роль по-прежнему играет не сложность композиторского языка или технологическая изощренность сочинения, тем более что сейчас стало обычным делом использование мультимедиа, необычных синтезированных сочетаний. А, как и во все времена, талант автора и степень эмоционального отклика, которую его музыка в нас, в слушателях, вызывает.
Согласитесь, если вы приходите на концерт современной музыки, но вам ничего не понятно, вас ничего не трогает, а звуки, производимые исполнителями, не вызывают ничего, кроме вопросов, на которые даже не хочется искать ответов – значит, перед вами искусственный продукт. Который, возможно, и получится понять рационально, но эстетического удовольствия он не доставит. А музыка, в отличие от всех остальных видов искусств, наиболее полно отвечает эмоциональным вибрациям человека. Если такие вибрации не возникают – это не настоящее искусство.
«Музыка, в отличие от всех остальных видов искусств, наиболее полно отвечает эмоциональным вибрациям человека»
Фото: © Владимир Васильев / «Татар-информ»
«Музыка в обязательном порядке требует предварительного комментария»
– В этой связи наивный вопрос: если мы говорим про обычного, рядового слушателя, то с какого композитора ему стоит начать знакомство с академической музыкой? Наверное, с Моцарта или Чайковского, а не с той же Губайдулиной?
– Мне кажется, начинать двигаться по этому полю можно из любой точки. Важнее другое. В наше время искусство – любое, и не только музыка, но и живопись, и литература – требует в обязательном порядке некоего предварительного комментария, этакой легенды. Желательно, чтобы сам автор, сам композитор написал некое предисловие, в котором объяснил бы все шифры и выдал ключи к ним.
– То есть мы возвращаемся в эпоху программной музыки, к стандартам, заданным Гектором Берлиозом?
– Не совсем. Я говорю не обязательно про сюжет. Комментарии могут касаться и технических моментов произведения. Особенно это необходимо, например, для такого большого направления, как спектральная музыка. В общем, современным слушателям нужно четко объяснять, а что, собственно, композитор имел в виду, какую идею он заложил в свое произведение. И когда люди получат такие комментарии, когда им выдадут некий гид, ларчик вдруг откроется просто – и все начнет выглядеть не таким уж и сложным. Мы сможем просто двигаться по заданной траектории и гораздо проще воспринимать то, что слышим.
А после этого заработает светофор – «нравится» или «не нравится». Есть прекрасные платья от кутюр, но у одних они вызывают отторжение, а у других, напротив, восторг. Есть блюда, которые одним кажутся изысканными, а другим – слишком острыми или кислыми. То же самое с музыкой. Для начала нужно ее понять, а потом уж – или принять, или сказать: извините, для меня это невозможно.
– А музыка Софии Губайдулиной – это сложная музыка? Как к ней найти ключи?
– София Асгатовна, к счастью, практически всё, что написала, успела и лично прокомментировать. И ее комментарии широко известны и доступны. Кроме того, накопился и довольно большой массив научных работ, посвященных практически всем ее сочинениям. Есть и книги, описывающие ее творческий путь. В общем, мы многое о ней знаем. Нам просто повезло жить в одно время с гением и современником.
Теперь про сложность. Действительно, тому слушателю, который захочет понять ее музыку, придется серьезно подготовиться. Музыка Губайдулиной становится понятной, а порой и приятной не по ходу прослушивания. Но я бы дала два ключа к ее шифрам. Мне лично кажется, что София Асгатовна пыталась через призму темных сторон человеческой природы найти ответы на так называемые последние, вечные вопросы. Многие ее сочинения так и называются – например, поэма «Светлое и темное». Сквозь эту призму борьбы добра и зла, причем в глобальном смысле, ее музыка, безусловно, сразу становится очень понятной.
Другой аспект – построено это все на довольно сложных звуковых сочетаниях, зачастую с использованием интересных математических формул. Известно, что она интересовалась соединением музыки и математики, очень выверенно порой подходила к построению сочинений. Добавлю – в них бывает очень интересно разбираться, возникает даже азарт разгрызть этот орешек. Но для этого требуется определенное погружение.
«София Асгатовна, к счастью, практически всё, что написала, успела и лично прокомментировать. И ее комментарии широко известны и доступны»
Фото: © Салават Камалетдинов / «Татар-информ»
«Слушают сегодня, прежде всего, тексты, положенные на музыку»
– Какую нишу занимает сегодня то, что мы называем классической, или академической, музыкой, на огромном медиаполе, которое из каждого утюга оглушает нас разными звуками, заваливает всевозможным контентом?
– Вы водите машину? Если нет, то уж в такси точно сталкивались с тем, что обычно играет по радио. Люди слушают рэп, блатные песни, в менее запущенных случаях – хотя бы условное радио «Монте-Карло». И все это вызывает в людях эмоциональный отклик. Зачастую, правда, не столько за счет музыки, сколько благодаря словам, потому что по большей части мы сейчас говорим о песнях. Слушают сегодня, прежде всего, тексты, положенные на музыку.
Вот и ответ на вопрос, касающийся широкой, массовой аудитории. Она слушает современную музыку – ту, которая создается здесь и сейчас, но не академическими композиторами, а авторами, пишущими, условно, «для народа». Это во многом прикладная музыка, которую уместно слушать в кафе, в автомобилях, в каких-то общественных местах. Это музыка, играющая просто фоном. Она не требует погружения, тишины, специальной подготовки, выбора парадного костюма. В то же время все эти песни про несчастную любовь, вся эта крайне минорная, печальная музыка близка людям. Меня лично это настораживает и даже иногда смущает. Но раз даже энергичная молодежь упивается этим минором, возможно, мы что-то недопонимаем в ней.
– Но тогда получается, что то, что мы называем академической музыкой, ушло в какую-то нишу для людей «подготовленных». И случайные прохожие туда, наверное, уже не попадают?
– Не соглашусь. В филармониях обычно все-таки собираются полные залы. Например, когда в Казани выступает Госоркестр Республики Татарстан, с которым я часто сотрудничаю в разных ипостасях, в том числе и как исполнитель на органе, зал всегда переполнен. В том числе и на, скажем мягко, неочевидных программах, включающих и современные сочинения, и малоизвестные опусы классиков. Я это вижу, поскольку в ГБКЗ имени Сайдашева органист сидит лицом к публике. И я вижу, что слушатели активно погружаются в музыкальные миры, им все интересно.
В то же время в некотором смысле вы тоже правы, поскольку такой результат возникает исключительно в результате грамотного маркетинга. То есть академические коллективы сегодня обязаны не только заниматься высоким искусством, но и очень эффективно, красиво и культурно его продавать. Только это дает эффект, только это приводит к тому, что публика развивается, что ее численность расширяется и в концертные залы постоянно приходят и новые люди. Которые понимают, что это все не сложно и страшно, а напротив – интересно. Которые чувствуют себя причастными к чему-то большому и великому. Плюс академическая музыка всегда звучит, как правило, в красивых залах, наполненных красиво одетыми людьми. Это некая social life, в которую многим людям тоже бывает приятно погружаться.
Еще в середине ХХ века статус композитора был очень высок. О них знали все. Допустим, премьера оперы Родиона Щедрина «Мертвые души» в Большом театре стала в свое время таким событием, что, как рассказывали мне более старшие коллеги, даже на пляжах в Сочи загорающие напевали отдельные мотивы. А ведь тогда не было еще прямых трансляций… Сейчас сложно представить, что современные оперы начнут где-то напевать. Хотя и сегодня появляются произведения, которые и заставляют задуматься, и вызывают очень сильные эмоции.
– Но, наверное, и публика, которая в советское время приходила на концерты с нотными партитурами, вряд ли в залы уже вернется?
– Наверное, да. Хотя бы потому, что в концертных залах стало принято тушить свет. А если ты включишь экран телефона, тебя зашикают и потребуют не отвлекать и не слепить глаза. Я вот, как вы понимаете, могу читать партитуры. И однажды пришла на одну оперу с планшетом, чтобы сверить происходящее на сцене с нотами. Закончилось все полным провалом и замечаниями билетера. Я почувствовала себя нарушителем общественного порядка. Поэтому, знаете, атмосфера сегодня не способствует настолько уж профессиональному погружению в музыку.
«В филармониях обычно все-таки собираются полные залы. Например, когда в Казани выступает Госоркестр РТ, зал всегда переполнен»
Фото: © Салават Камалетдинов / «Татар-информ»
«Многие оркестры в регионах равняются на такой феномен, как Госоркестр Татарстана»
– Вы как исполнитель и как журналист много ездите по стране. Почти в каждом регионе России есть собственный симфонический оркестр. От чего зависит, передовым он становится или остается провинциальным?
– В целом картина по России выглядит довольно радужной. Конечно, в некоторых регионах оркестры бывают не полностью укомплектованными – где-то не хватает музыкантов, где-то отдельных, особенно редких инструментов. А это влияет на широту репертуара. Но при этом качество исполнения музыки по стране за последние лет десять сильно выросло. И тут у меня для Татарстана есть приятная новость. Очень многие оркестры в регионах давно уже равняются на такой феномен, как Государственный академический симфонический оркестр Республики Татарстан.
Очень многие хотят быть настолько же хорошо укомплектованными, хотят исполнять такой же серьезный репертуар, проводить крупные фестивали, подобные тем, что проходят в Казани, делать качественные звукозаписи. Действительно, ГАСО РТ во главе со своим худруком и главным дирижером Александром Сладковским за последние 15 лет задал и вектор развития для многих российских оркестров.
И высоко поднял для всех планку, доказав, что региональный коллектив способен практически ничем не отличаться от столичного, что к нему могут постоянно приезжать выдающиеся солисты и дирижеры, и не только из Москвы и Петербурга, но и из-за рубежа: и не кривить губы, не делать скидку на то, что они в Казани, а не в Москве, а мечтать сюда еще раз вернуться. Что в нестоличном городе могут звучать Малер и Брукнер, и вообще, насколько это возможно, всё лучшее, что есть в музыкальном мире. Это все оказалось очень сильной мотивацией для других коллективов, они стали подтягиваться и убеждать власти, что поддержка не уйдет в песок.
– Без поддержки власти, получается, никак?
– Бытие определяет сознание. Конечно, поддержка важна – и не моральная, хотя и без нее нельзя, а прежде всего материальная. Успех, которого добился ГАСО РТ, сильный аргумент для других оркестров в общении с властями. Теперь они могут прийти к своему губернатору и сказать: вот, смотрите, у Татарстана же получилось, там смогли создать бренд даже не всероссийского, а мирового уровня. Значит, и мы сможем о нашем регионе таким же образом, через музыку, через культуру, через оркестр, поведать миру. Помогите и поддержите.
«ГАСО РТ во главе со своим худруком и главным дирижером Александром Сладковским за последние 15 лет задал вектор развития для многих российских оркестров»
Фото: © Михаил Захаров / «Татар-информ»
«Сейчас в основном все делают ставку на короткие, одночастные сочинения»
– А почему региональные оркестры, в отличие от ГАСО РТ, редко занимаются записями музыки?
– Одно дело – провести концерт и по ходу дела его записать. Для этого не требуется ни дополнительного времени, ни особых затрат на аренду зала, в котором придется работать сутками, делать много дублей, чтобы добиться сверхкачества. Это все дорого, скажем честно. Очень здорово, что у ГАСО РТ есть материальные возможности для такого дела. Коллеги смотрят, на ус мотают и, я уверена, в перспективе займутся тем же.
Но пока опыт Сладковского – это все-таки единичная история. Александр Витальевич на самом деле творит историю – он фиксирует состояние оркестра на текущий момент, но оно останется в анналах, что называется, на века. Нас не будет, а записи ГАСО РТ смогут послушать и узнать, как все это исполняли в начале ХХI века. Это мудрый и стратегический подход.
– Закольцуем разговор про современную музыку. Почему, на ваш взгляд, пропала – или не пропала, может, я ошибаюсь – крупная форма? Больших симфоний никто больше не пишет…
– Как профессор Московской консерватории я иногда заглядываю в дипломы выпускников, и, вы правы, сейчас в основном все делают ставку на короткие, одночастные сочинения. Их могут называть даже симфониями, но по длительности такие произведения на выходят за пределы 10-12 минут. Больше, даже 15 минут, это уже как-то менее принято.
Так происходит по разным причинам. И главная – прагматическая: у короткого сочинения больше шансов, что его исполнят. Концертирующие оркестры могут заинтересоваться 10-минутным сочинением молодого, малоизвестного еще композитора, чтобы разбавить таким образом программу из «вечной классики». А вот от его же симфонии длиной в один час они отмахнутся, даже не вчитываясь в партитуру.
Обилие короткой формы означает одно – молодежь не хочет писать в стол. Сегодня композиторы в большей степени ориентированы на практическую сторону реализации своей музыки. Они общаются не только между собой, но и с большим количеством разных исполнителей. И прекрасно понимают то, как устроен современный музыкальный процесс. И поэтому в их творческой деятельности в обязательном порядке присутствует элемент расчетливости. Если бы они были уверены, что послезавтра любое их сочинение будет исполнено, они бы себя не сдерживали.
Еще одна причина – современные техники тоже ограничивают композиторов. Приемы музыкального развития сегодня совершенно другие, чем были у классиков. Они быстрее исчерпываются, и приходится ставить точку, иначе все пойдет по кругу. Правда, в том же минимализме можно и на трех мотивах выстроить форму на час и более. Но такие композиторы, по сути, приглашают слушателей заняться другим делом – медитацией: погрузиться в эти звуки, перестать ...изировать, задумываться и просто плыть по потоку. И, вы знаете, это находит отклик. Та же популярность Людовико Эйнауди – яркое тому подтверждение. Я была потрясена, увидев как-то очередь, которая выстроилась на вход в Большой зал Московской консерватории на концерт его музыки. Для меня в ней нет особого содержания, я бы не смогла ее слушать даже полчаса. Но есть люди, которым нужен такой релакс.
Симфония же как жанр сегодня вообще не так востребована, как в эпоху романтизма. Бетховен или Малер жили в другие времена. Скорость жизни теперь другая, мы всё делаем гораздо быстрее, поэтому и музыка нами востребована более короткая. Но знаете, я верю, что если у современного композитора возникнет потребность написать именно симфонию, то он ее напишет, потому что, как говорят в нашей среде, если ты можешь не сочинять, значит, ты не композитор. Это же не профессия, это некое внутреннее состояние души. И если идея потребует реализации в крупной форме, значит, автор этой формой воспользуется. Евгения Кривицкая – доктор искусствоведения, профессор Московской консерватории, ведущий научный сотрудник Государственного института искусствознания. Главный редактор журнала «Музыкальная жизнь», генеральный директор Ассоциации музыкальных журналистов, критиков и музыковедов.
Читайте нас:
Дзен - https://dzen.ru/tatar-inform.ru
ВК - https://vk.com/tatarinform
Телеграм - https://t.me/iatatarinform
YouTube - https://www.youtube.com/user/tatarinform/
